Кокон - Страница 5

— Ладно, что-нибудь придумаю… — сказал я себе, хотя не очень то был в этом уверен.

Первое сентября пришлось на субботу, и на работу я не пошел, потому что все равно уроков ни у кого не было, а таращиться на нарядных учеников с букетами цветов и пластмассовыми улыбками у меня не было никакого желания. В лицей я пошел только в понедельник, чтобы познакомиться с коллективом. Занятий в тот день у меня не было. Инна Марковна представила меня коллегам, после чего я спросил, когда, где и в каком количестве они употребляют алкоголь, что немногочисленных мужчин заставило грустно улыбнуться, а женский состав — испугаться. Алёна пояснила коллегам, что я собираюсь проставиться, так сказать влиться в коллектив в буквальном смысле.

— Купите торт, Павел Витальевич, — разрешила директриса. — Мы с удовольствием почаевничаем.

Торт! Торт, черт возьми!.. В общем, домой я возвращался в полном расстройстве психики. Коллектив оказался непьющий, надежда на то, что Алёнка мне даст растворялась на глазах, а назавтра меня ждал мой первый урок, — все было плохо, все было хуже некуда. Ещё и деньги заканчивались, и требовалось придумать, у кого занимать на этот раз. В общем, я зашел в магазин, отоварился бутылкой самого дешевого, а потому, самого дерьмового коньяка, пришел домой и до ночи сидел в одиночестве на кухне, потягивал алкоголь и думал, как же меня угораздило во все это ввязаться. Ответ, разумеется, лежал на поверхности, но в тот вечер я его так и не отыскал.

Утром 4-го сентября голова у меня трещала невыносимо. Вообще то, голова у меня редко болит, да и похмельем я никогда не страдаю, но тут был случай противоположный. Вот до чего доводит нервное напряжение вперемешку с суррогатным пойлом.

В лицей я все-таки поплелся. Даже не столько из чувства ответственности, сколько из мазохистского желания сделать себе ещё хуже. Правда, оставалась небольшая надежда, что прогулка на свежем воздухе пойдет мне на пользу. Как выяснилось, этого не произошло.

— Пиздуй в лицей, кусок дерьма, — хлестал я себя плетями самоунижения, — пиздуй делать мир лучше, а учеников (и особенно учениц!) — чище!.. Алёнка права, Грек, ты самый последний мудак! Ну как можно было в такое вляпаться?..

До лицея я кое-как добрел, в коридоре столкнулся с Инной Марковной. Старая «нквдешница», очевидно, меня караулила. Сейчас на ней была длинная серая юбка и белоснежная блузка. Блузка была настолько бела, что стимулировала боль в моей голове пульсировать с удвоенной частотой.

— Я надеялась, что вы наденете галстук, Павел, — поздоровалась директриса. — У нас, знаете ли, есть кое-какие правила.

— У меня нет галстуков, да и завязывать их я не умею, — скорбно сознался я.

— Но рубашку то можно было заправить в брюки?

Я чуть склонился к директрисе, она отступила на шаг назад, и заговорщицки прошептал:

— У меня ремень старый, пряжка ржавая.

И тут грянул гром. Точнее звонок. Нет, это был не милый колокольчик, несущий усладу уху, это был стодецибельный бой царь-колокола, который какой-то садист засунул мне прямо в голову.

— Боже!.. — взмолился я одними губами, но Всевышнему моя мигрень была до лампочки.

Я обхватил голову руками и зажмурился. Колокол гремел целую вечность, но все же утих, я открыл левый глаз. К сожалению, директриса оказалась не привидением, она не растворилась в воздухе добрым Каспером, но по-прежнему бетонным столбом преграждала мне путь.

— И что, вот так каждые сорок пять минут? — со страданием в голосе молвил я. — Инна Марковна, увольте меня, а?

— Ваш урок начался, на перемене зайдите, я дам вам аспирин.

Она резко развернулась и стремительно покинула место допроса.

— Инна Марковна, ваша прическа вас старит! — из последних сил крикнул я ей в спину, но она даже не оглянулась, всего лишь подняла руку и отмахнула в направлении моей смерти — кабинета информатики. Все были в заговоре, целый мир встал предо мною Китайской стеной. Выхода не было, и я, придавленный жизнью, как атлант небосводом, поплелся в класс, где меня ждало три десятка малолетних монстров, упырей, насильников, извращенцев и, что самое страшное, дегенератов. Никто из них меня ещё не знал, но каждый из них уже люто меня ненавидел, — я это чувствовал. Одиннадцатый «Б», черти его забери.

В аудитории стоял гомон и визг, немногим уступающий недавнему звонку. Я захлопнул дверь и взмолился:

— Тихо, блядь!.. — впрочем, мольба моя, наверное, прозвучала через чур агрессивно, потому что тишина наступила тут же, и была она гробовой. — То есть… здарова, молодежь. Не орите, башка раскалывается.

Я добрел до своего кресла, плюхнулся в него, и аккуратно умостил голову на стол. Прохлада столешницы действовала благотворно. Через минуту, я поднял голову и внимательно осмотрел учеников, все они в недоумении переглядывались.

— Кто заорет — убью! — пообещал я вполне уверенный, что при необходимости так и сделаю.

Затем я опустил голову другой щекой на столешницу и замер минут на десять. За все это время я не услышал ничего громче шепота.

— Чо? Бурная ночка? — послышалось откуда-то с задних рядов, голос принадлежал парню, но говорил он все же осторожно, с опаской.

— Ага, — отозвался я, не поднимая головы.

— Может аспиринчику? — ехидно-вкрадчиво осведомился все тот же голос, послышалось несколько приглушенных «хи-хи».

— Не пробирает твой аспиринчик ни разу, — отозвался я, потом с усилием поднял голову и тут же встретился взглядом с обладателем заботливого голоса. — Кокаина нету? Вот он бы помог.